Франсин Риверс - Рассвет наступит неизбежно [As Sure as the Dawn]
Атрет издал хриплый и протяжный стон. Он резко замотал головой, пытаясь отбросить от себя такие мысли. Рицпа была полной противоположностью Юлии. Ей и в голову никогда не могло прийти быть замужем и иметь при этом любовника. И все же он чувствовал в себе необходимость разыскать их и развеять свои подозрения.
Все в родных местах складывалось не так, как он думал. Да, он ожидал, что односельчане не примут его веру так просто, но он не рассчитывал на то, что его начнут мучить другие проблемы. Он посмотрел вокруг, на деревню, состоящую из грубо сколоченных хижин, на грязных и неодетых детей, бегавших по улицам, и вспомнил вымощенные камнем улицы и мраморные дворцы Рима. Он сидел в длинном доме, вдыхая запах немытых тел своих односельчан, и вспоминал чистые римские бани, наполненные запахами ароматических масел. Он слушал Вара и других, пил и кричал, лишь бы поддержать спор, и вспоминал при этом о долгих часах, проведенных в спокойных, хотя и жарких спорах с Феофилом. Одиннадцать лет! Одиннадцать долгих, изнурительных лет он мечтал о том, что вернется домой. И вот, теперь он дома… И он не чувствует себя здесь своим.
С Феофилом, римлянином, ему было гораздо легче, чем со своими соплеменниками. Эта мысль угнетала Атрета. Он начинал думать, что предает свой народ, свое наследие, свой род.
Атрет шел через лес, пока не увидел впереди просвет. Феофил сидел возле маленького костра и угощал мясом Халева. При этом он о чем–то говорил, а Рицпа, сидевшая по другую сторону костра, внимательно его слушала. Сцена была вполне невинная — два друга вместе обедают у костра и мирно беседуют, и обоим вполне от этого хорошо. Никаких подозрений у Атрета возникнуть не должно было, но беспокойство оставалось.
Феофил увидел его первым и поприветствовал.
Рицпа повернулась в сторону Атрета и встала. Она улыбнулась ему, и он внезапно почувствовал такую нежность, что у него даже дух захватило. Почувствовал он и еще кое–что. Он понял, что может целиком и полностью доверять жене. Он взял ее руку и поцеловал.
— А я все думал, где ты, — сказал он, и его голос прозвучал неожиданно грубо.
— Папа… папа… — Халев приветливо замахал Атрету куском недоеденного кроличьего мяса.
Атрет радостно засмеялся, почувствовав огромное облегчение. Слова Аномии тут же выветрились из памяти.
— Красиво тут, правда? — сказала Рицпа. — Так тихо, что слышно пение птиц. Посмотри, какой дом получился у Феофила. — Она взяла его за руку. — Пойдем, посмотрим.
Чтобы войти, Атрету пришлось нагнуться, но, войдя в дом, он смог выпрямиться. Дом Феофила оказался больше, чем дома в деревне, и достаточно крепким.
— Хорошая работа, Феофил! — крикнул Атрет из дома. — Ты строишь, как настоящий германец!
Феофил в ответ только рассмеялся.
— Было бы хорошо, если бы и у нас был такой дом, правда? — сказала Рицпа, отойдя от Атрета и обходя все помещение. Атрет взглянул на нее и увидел на ее лице непривычную грусть. Их снова окружила тишина. Он слышал только пение птиц в лесу, да биение собственного сердца в ушах.
Атрет смотрел, как она ходит по вырытому в земле помещению. Было бы хорошо не жить с Варом под одной крышей, даже если при этом им досталось бы только открытое небо над головами. Зато они снова были бы вдвоем.
«Надо сделать все возможное, чтобы у нас был свой дом, — подумал Атрет, глядя на нее. Улыбка осветила его лицо. — И как–можно скорее».
* * *— Наверное, ты права, — сказал Атрет, лежа на боку и подперев голову рукой. Когда Рицпа не ответила, он улыбнулся и провел пальцами по ее губам. — Не спи, либхен. Нам пора возвращаться.
— Я знаю. Просто я наслаждаюсь тишиной.
Наклонившись, он нежно поцеловал ее.
— Что тебе снилось? Наш собственный дом?
Рицпа провела рукой по его волосам и слегка нахмурилась.
— Твоя мать, наверное, обидится, если ты уйдешь.
Атрет заметил, что она ни словом не обмолвилась о самой себе.
Но она опять была права. Атрет лег на спину и стал смотреть на вершины сосен. Мать и вправду обидится.
— Все было бы лучше, если бы Вар прислушался ко мне.
— Или если бы ты прислушался к нему.
Он резко повернул голову в ее сторону.
— Прислушаться? К чему? К его глупой болтовне о Тивазе?
— Нет, — спокойно сказала Рицпа, — к его страху.
Атрет усмехнулся.
— Вар никогда в жизни ничего не боялся, — сказал он, даже мысли такой не допуская.
Рицпа чувствовала, как гнев Атрета слегка поутих. Она не хотела злить его снова, но ей надо было сказать ему.
— В тот вечер, когда Феофил победил в поединке Рольфа, ты вернулся таким радостным, помнишь?
Атрет тихо засмеялся.
— Еще бы. Бог показал, что Он гораздо сильнее Тиваза.
— Тогда подумай о том, что должны чувствовать твои соплеменники. — Рицпа повернулась и посмотрела на него. — Разве тебе не было страшно, когда Господь воскресил меня из мертвых?
— Еще как, — ответил Атрет, и ему вдруг многое стало ясно.
— К тому же, ты был к этому готов.
— Готов?
— С того самого дня, как мы покинули Ефес, и потом, когда мы скрывались в катакомбах, шли к Альпам, ты слышал Благую Весть. — Рицпа улыбнулась. — Большую часть времени, как ты ни сопротивлялся этому.
Атрет засмеялся.
— Да, выбора тогда у меня не было.
— Сейчас ты смеешься, любимый мой, но тогда тебе было не до смеха.
— Это верно, — сказал Атрет, вспомнив те времена. — Тогда я не смеялся. — В те дни он делал все, чтобы только не слышать Благую Весть. Божье Слово давило на него, не давало ему покоя.
Рицпа положила ладонь на его руку.
— А Вар, твоя мать и все остальные никогда не слышали имени Иисуса, — Рицпа заметила, как напряглось лицо мужа. Она нежно провела пальцами по его бровям. — Бог был терпелив по отношению к тебе, моя любовь. Будь и ты терпелив к этим людям.
Атрет привстал.
— Вар оскорбляет Бога. Он смеется над Ним прямо мне в лицо.
Рицпа быстро помолилась про себя.
— А ты сам так не делал? — сказала она, стараясь выразиться как можно мягче.
Вздохнув, Атрет закрыл глаза и потер заднюю сторону шеи.
Рицпа приподнялась и стала на колени за спиной Атрета. Проведя пальцами по его длинным волосам, она поцеловала его и стала массировать напряженные мышцы его шеи и плеч.
— Их надо любить, Атрет.
— Наверное, мне это не так просто сделать, как тебе.
Рицпа вспомнила, как Марта отозвала детей и как заплакал огорченный Халев, который хотел играть с ними.
— Мне это тоже нелегко, но если мы позволим гневу завладеть нами, на нас будет грех еще больший, чем на них, потому что мы знаем путь спасения. Гневом нельзя достичь Божьей праведности, и он не откроет сердца этих людей для Божьего Слова. Гнев настраивает на противодействие. Поэтому и тебе надо победить в себе свой гнев, Атрет. Иначе ты просто не услышишь, что нам говорят Вар и остальные, и не узнаешь, что мешает им принять Христа.
![Франсин Риверс - Рассвет наступит неизбежно [As Sure as the Dawn]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
![Франсин Риверс - Веяние тихого ветра [A Voice in the Wind]](/uploads/posts/books/267058/267058.jpg)
